— Чтобы вы их мучили, а после казнили?

— Полагаю, вы на моем месте их бы простили?

— Если б они искренне раскаялись в своих прегрешениях… да, я бы обнял их как братьев и помолился с ними вместе, прежде чем послать на плаху. Грехи можно простить. Преступления — требуют воздаяния. — Хасти сложил углом руки перед собой, чем неуютно напомнил Джейме отца.

— Что если мы наткнемся на Сандора Клигана, как нам следует поступить?

«Молиться посильнее», — подумал Джейме. — «И поскорее бежать».

— Отправьте его к любимому брату и помолитесь за то, что боги создали семь кругов ада. Одного ни за что было бы не достаточно для того, чтобы удержать обоих Клиганов. — Он неуклюже поднялся на ноги. — Вот Берик Дондаррион — другое дело. Если поймаете его, заприте до моего возвращения. Я желаю привезти его обратно в Королевскую гавань с веревкой на шее, и вместе с остальным королевством полюбоваться, как сир Илин отрубит ему голову.

— А этот мирийский жрец, который повсюду его сопровождает? Говорят, он повсюду сеет свою фальшивую веру.

— Убейте его, целуйтесь с ним, или молитесь — делайте все, что угодно.

— У меня нет никакого желания целоваться с мужчиной, милорд.

— Без сомнения, он о вас скажет тоже самое. — Улыбка Джейме превратилась в зевок. — Прошу прощения. Я должен вас покинуть, если вы не возражаете.

— Нисколько, милорд. — Ответил Хасти. Без сомнения, он собирался помолиться.

Джейме хотелось сражаться. Он перескакивал разом через пару ступенек, стремясь туда, где ночной воздух был свеж и прохладен. Во дворе, залитом светом факелов, подбадриваемые окружавшими их людьми, бились Могучий Вепрь и сир Флемент Бракс. — «Победит сир Лайл», — определил он. — «А мне надо разыскать сира Илина». — Пальцы отсутствующей руки вновь зачесались. Ноги увели его прочь от криков и света. Он прошел крытым мостом и сквозь Проточный двор, пока не понял, куда он направляется.

Едва он очутился возле ямы, он заметил свечение фонаря. Его бледное, размытое пятно света омывало крутые ряды сидячих мест. — «Похоже, меня кто-то опередил». Яма была идеальным местом для танца, и возможно сир Илин его уже заждался.

Но рыцарь, стоявший у ямы оказался крупнее, сильнее, имел бороду и был облачен в красно-белое сюрко с грифонами. — «Коннингтон. Ему-то что здесь понадобилось?»

Внизу на песке по-прежнему белел остов медведя, хотя от него остались только полузасыпанные кости и остатки шкуры. Джейме почувствовал прилив жалости к несчастному животному. — «По крайней мере, он умер в бою».

— Сир Роннет? — позвал он. — Вы не заблудились? Я знаю, это огромный замок.

Рыжий Роннет поднял фонарь. — Я хотел посмотреть, где медведь танцевал с не-столь-прекрасной-девой. — Его борода на свету показалась объятой огнем. Джейме почуял исходящий от него винный дух. — Правда, что она билась с ним голой?

— Голой? Нет. — Он удивился, как подобная чепуха оказалась прибавленной к этой истории. — Скоморохи надели на нее розовое шелковое платье и вручили турнирный меч. Козел хотел, чтобы ее смерть вышла смешной. Однако…

— При виде голой Бриенны медведь, возможно, убежал бы в ужасе. — Расхохотался Коннингтон.

Джейме было не смешно.

— Вы говорите, будто знаете даму.

— Я был с ней обручен.

Это было сюрпризом. Бриенна никогда не упоминала своего суженного.

— Ее отец подбирал ей ровню…

— Трижды. — Ответил Коннингтон. — Я был вторым. По настоянию отца. Я слышал, что девица уродлива, и говорил ему, но он ответил, что едва задуешь свечу, все женщины становятся одинаковы.

— Ваш отец, — Джейме оглядел сюрко Рыжего Роннета, на котором на красно-белом фоне стояли обращенные друг к другу два грифона. — «Танцующие грифоны». — Брат… нашего последнего Десницы, не так ли?

— Кузен. У лорда Джона не было братьев.

— Верно. — Он вспомнил. Джон Коннингтон был приятелем принца Рейегара. Когда Мерривезер оказался не в состоянии подавить восстание Роберта, а принца Рейегара невозможно было разыскать, Эйерис бросился к следующей спасительной соломинке, и назначил Десницей Коннингтона. Но Безумный король всегда обрубал свои Десницы. После битвы Колоколов он обрубил и лорда Джона, лишив его чести, земель, состояния и выслав его за море в изгнание, где тот вскоре допился до смерти. А его кузен — папаша Рыжего Роннета — присоединился к восставшим и после Трезубца был награжден Насестом Грифонов. Но получил только замок. Роберт оставил золото себе, и отдал большую часть земель Коннингтонов более пылким сторонникам.

Сир Роннет был рыцарем-землевладельцем, не более того. Для подобного человека Тартская Дева была лакомой приманкой.

— И как вышло, что вы не поженились?

— Почему ж? Я приехал и посмотрел на невесту. Я был старше на шесть лет, но девка могла не задирая головы смотреть мне в глаза. Она выглядела как свинья, разодетая в шелк, хотя у многих свиней сиськи куда больше, чем у нее. Едва она пыталась заговорить, как чуть не прикусила себе язык. Я подарил ей розу и заявил, что это все, что она когда-либо от меня получит. — Коннингтон заглянул в яму. — Медведь выглядит не столь косматым, как этот ужас, кля…

Золотая рука Джейме впечаталась в его лицо с такой силой, что рыцарь оказался на несколько ступенек ниже. Его фонарь упал и разбился, масло брызнуло во все стороны и загорелось.

— Вы говорите о благородной даме, сир. Соблаговолите называть ее по имени. Ее зовут Бриенна.

Коннингтон на четвереньках отбежал от распространяющегося пламени.

— Бриенна. Если угодно милорду. — Он выплюнул кровавый сгусток к ногам Джейме. — Бриенна Красотка.

Серсея

Подъем на вершину холма Визении проходил очень медленно. Когда лошади пошли в гору, королева откинулась на пышную красную подушку. Снаружи раздавался громкий голос сира Осмунда Кеттлблэка:

— Дорогу! Освободите улицу! Дорогу Ее Королевскому Величеству!

— У Маргери довольно оживленный двор. — Рассказывала в это время леди Мерривезер. — У нас есть жонглеры, актеры, поэты, кукольники…

— Певцы? — Подсказала Серсея.

— Да, много и разных, Ваше величество. Хамиш Лютнист играет раз в две недели, и иногда Аларик из Айзена развлекает нас по вечерам, но самый любимый у нее Голубой Бард.

Серсея помнила его по свадьбе Томмена. — «Молод и красив собой. Может в этом что-то есть?»

— У вас бывают, как я слышала, и другие мужчины. Рыцари и придворные. Ухажеры. Ну-ка, отвечайте честно, миледи. Ты считаешь Маргери до сих пор девственница?

— Она говорит, что да, Ваше величество.

— Говорит. А ты, что скажешь?

Темные глаза Таэны озорно блеснули.

— Когда она выходила за лорда Ренли в Хайгардене, я помогала ему раздеваться для брачной ночи. Его милость был хорошо сложен и довольно сладострастен. Я видела доказательство, когда мы втолкнули его на брачное ложе, на котором ожидала его невеста в чем мать родила, мило краснея под одеялом. Сир Лорас сам внес ее наверх. Маргери может говорить, что свадьба не была завершена, что лорд Ренли выпил в тот день слишком много, но уверяю вас, клинок между его ног, когда я видела его в последний раз, вовсе не выглядел уставшим.

— Тебе не довелось увидеть брачное ложе на утро после этого? — поинтересовалась Серсея. — Кровь была?

— Простыней никому не показывали, Ваше Величество.

«Какая жалость». — И все же, отсутствие крови на простыне само по себе ничего не значит. Крестьянки в брачную ночь, как она слышала, текут как свиньи, однако с благородными девицами, вроде Маргери Тирелл, подобное не всегда верно. Есть поговорка: «дочка лорда скорее отдаст свою девственность коню, чем мужу», а Маргери ездит верхом с тех пор, как научилась ходить. — Я так поняла, что у нашей маленькой королевы множество поклонников среди наших собственных рыцарей. Близнецы Редвины, сир Таллад… кто там еще?

Леди Мерривезер пожала плечами.

— Сир Ламберт, дурачок, который прячет свой здоровый глаз под повязкой. Байярд Норкросс. Кортни Гринхилл. Братья Вудрайт — Портифер бывает пореже, а Лукантин чаще. А! И грандмейстер Пицелль очень частый посетитель.